Становитесь волонтёром команды мониторинга
Отправляя сообщение, вы соглашаетесь с нашей политикой конфиденциальности
Присылайте ссылки на публикации по теме проекта в СМИ или соцсетях
Отправляя сообщение, вы соглашаетесь с нашей политикой конфиденциальности
В 2018—2019 годах в отделениях полиции, СИЗО и тюрьмах, при задержаниях и допросах, в ходе «контртеррористических операций» погибли по меньшей мере 282 человека. Это только те случаи, которые всплыли наружу благодаря усилиям правозащитников и публикациям в СМИ. Как правило, известен только факт смерти и её официальная причина. Часто мы ничего не знаем о погибшем, даже имени.
Официальной статистики по смертям людей, которые совершили или подозреваются в совершении преступления, нет. Статистика по гибели в результате применения насилия сотрудниками силовых структур также не ведётся. Однако, как следует из мониторинга публикаций СМИ, более трети смертей, связанных с правоохранительными органами и ФСИН, вызывают вопросы. В ситуациях, когда речь идёт об убийствах «предполагаемых боевиков» нет даже возможности понять, как погиб человек — контртеррористическая деятельность максимально закрыта, и общество может не знать вообще никаких подробностей. Нам предлагают поверить, что смерти были оправданы и необходимы.
Правозащитники заявляют о том, что насилие в отношении преступника — даже если это только предполагаемый преступник — является «сложившейся практикой» и считается допустимым. Люди, действующие от имени государства, зачастую не задумываются о «соразмерности» и «обоснованности» применения силы. Как следствие, смерти людей в отделениях полиции, изоляторах и колониях, «ликвидация» безымянных «боевиков» и «террористов» воспринимается как издержки работы системы — и не более того.
Мы имеем право знать, сколько людей погибли от рук представителей государства и всё ли возможное было сделано, чтобы этих смертей не было. Погибшие от рук государства не должны быть обезличенными смертями без статистики, разбирательства и сожалений. Люди — не издержки.
Официальной статистики по смертям людей, которые совершили или подозреваются в совершении преступления, нет. Статистика по гибели в результате применения насилия сотрудниками силовых структур также не ведётся. Однако, как следует из мониторинга публикаций СМИ, более трети смертей, связанных с правоохранительными органами и ФСИН, вызывают вопросы. В ситуациях, когда речь идёт об убийствах «предполагаемых боевиков» нет даже возможности понять, как погиб человек — контртеррористическая деятельность максимально закрыта, и общество может не знать вообще никаких подробностей. Нам предлагают поверить, что смерти были оправданы и необходимы.
Правозащитники заявляют о том, что насилие в отношении преступника — даже если это только предполагаемый преступник — является «сложившейся практикой» и считается допустимым. Люди, действующие от имени государства, зачастую не задумываются о «соразмерности» и «обоснованности» применения силы. Как следствие, смерти людей в отделениях полиции, изоляторах и колониях, «ликвидация» безымянных «боевиков» и «террористов» воспринимается как издержки работы системы — и не более того.
Мы имеем право знать, сколько людей погибли от рук представителей государства и всё ли возможное было сделано, чтобы этих смертей не было. Погибшие от рук государства не должны быть обезличенными смертями без статистики, разбирательства и сожалений. Люди — не издержки.
Полиция
в 2018-2019 годах
в отделениях полиции
изоляторах временного содержания
при задержании или допросе
погибли по меньшей мере
75 человек
«Статистики по таким делам нет. Можно оценить количество приговоров по статье "Превышение должностных полномочий", но мы не знаем, к каким ведомствам были приписаны осуждённые. Можно также искать информацию в СМИ или в соцсетях, но туда попадает не больше 30% всех дел»
в отделениях полиции
изоляторах временного содержания
при задержании или допросе
погибли по меньшей мере
75 человек
«Статистики по таким делам нет. Можно оценить количество приговоров по статье "Превышение должностных полномочий", но мы не знаем, к каким ведомствам были приписаны осуждённые. Можно также искать информацию в СМИ или в соцсетях, но туда попадает не больше 30% всех дел»
Булат Мухамеджанов, правозащитный проект «Зона права»
по официально озвученным версиям
24 человека убиты при задержании или попытке побега
16 человек совершили самоубийство
16 человек умерли от различных заболеваний
5 человек избили или запытали до смерти
«Смерти не всегда напрямую связаны с насилием – официальная причина может быть очень разной. Мы смотрим с другого угла и говорим, что люди в большом количестве погибают, когда попадают в руки государства, и уже не так важно, было это самоубийство — реальное или поставленное — смерть в результате избиения и издевательств или несчастный случай. Разграничить их сложно, устраиваются большие проблемы расследованию»
24 человека убиты при задержании или попытке побега
16 человек совершили самоубийство
16 человек умерли от различных заболеваний
5 человек избили или запытали до смерти
«Смерти не всегда напрямую связаны с насилием – официальная причина может быть очень разной. Мы смотрим с другого угла и говорим, что люди в большом количестве погибают, когда попадают в руки государства, и уже не так важно, было это самоубийство — реальное или поставленное — смерть в результате избиения и издевательств или несчастный случай. Разграничить их сложно, устраиваются большие проблемы расследованию»
Дмитрий Макаров, Московская Хельсинкская Группа
«Насилие в полиции — это, скорее, норма, чем из ряда вон выходящее событие. Если бы мы в год получали единицы сообщений, можно было бы говорить об эксцессах, экстраординардных ситуациях. Но сообщения приходят каждый месяц. Приходится констатировать, что это сложившаяся практика»
Наталья Таубина, фонд «Общественный вердикт»
в 40% случаев
обстоятельства смерти
вызывают вопросы
обстоятельства смерти
вызывают вопросы
Почему сотрудники силовых структур применяют насилие?
«Так сложилось». В России пытки воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Логика примерно такая: мы знаем, что этот человек украл банку капусты или пытался взорвать вокзал, и с помощью силы просто хотим быстрее получить показания. Иными словами: мы знаем, что он бандит, чего церемониться? / Булат Мухамеджанов, правозащитный проект «Зона права»
Наследие 90-ых. Тогда была негласная установка на то, что можно превышать полномочия. Эта практика плавно перетекла на нулевые. С ОПГ худо-бедно разобрались, а кадры остались те же и мировоззрение у сотрудников, ставших теперь начальниками, осталось то же — что можно эффективно добиваться повышения показателей раскрываемости ровно таким же путём / Булат Мухамеджанов, правозащитный проект «Зона права»
Система стоит на защите интересов государства, а не граждан. Она не заточена на соблюдение прав граждан, которые оказываются под её контролем. Она заточена на то, чтобы выполнить государственную задачу / Наталья Таубина, фонд «Общественный вердикт»
«Палочная система». Результатом работы считается не столько борьба с преступностью, сколько законченное расследование, а здесь работает факт признания. Пытки воспринимаются как простой и привычный способ добиться результата / Дмитрий Макаров, Московская Хельсинкская группа
Безнаказанность. Дела о применении насилия сотрудниками силовых структур крайне тяжело расследуются, крайне редко доходят до суда. Наказания сотрудники [полиции, ФСИН и так далее] получают более мягкие. Результата можно ожидать, когда есть резонанс, а по делу работают упёртые правозащитники / Наталья Таубина, фонд «Общественный вердикт»
Наследие 90-ых. Тогда была негласная установка на то, что можно превышать полномочия. Эта практика плавно перетекла на нулевые. С ОПГ худо-бедно разобрались, а кадры остались те же и мировоззрение у сотрудников, ставших теперь начальниками, осталось то же — что можно эффективно добиваться повышения показателей раскрываемости ровно таким же путём / Булат Мухамеджанов, правозащитный проект «Зона права»
Система стоит на защите интересов государства, а не граждан. Она не заточена на соблюдение прав граждан, которые оказываются под её контролем. Она заточена на то, чтобы выполнить государственную задачу / Наталья Таубина, фонд «Общественный вердикт»
«Палочная система». Результатом работы считается не столько борьба с преступностью, сколько законченное расследование, а здесь работает факт признания. Пытки воспринимаются как простой и привычный способ добиться результата / Дмитрий Макаров, Московская Хельсинкская группа
Безнаказанность. Дела о применении насилия сотрудниками силовых структур крайне тяжело расследуются, крайне редко доходят до суда. Наказания сотрудники [полиции, ФСИН и так далее] получают более мягкие. Результата можно ожидать, когда есть резонанс, а по делу работают упёртые правозащитники / Наталья Таубина, фонд «Общественный вердикт»
СИЗО / колония
в 2018—2019 годах
в исправительных колониях
следственных изоляторах
тюремных больницах
погибли по меньшей мере
95 человек
«В колониях осуждённые находятся в изоляции и полной власти сотрудников. То есть если тебя избили в полиции или даже ФСБ, к тебе должен оперативно прийти адвокат и зафиксировать телесные повреждения. Во ФСИН это сделать гораздо сложнее, человеку трудно связаться с кем-либо на „большой земле". Плюс идёт давление и от администрации, и от авторитетных осуждённых»
в исправительных колониях
следственных изоляторах
тюремных больницах
погибли по меньшей мере
95 человек
«В колониях осуждённые находятся в изоляции и полной власти сотрудников. То есть если тебя избили в полиции или даже ФСБ, к тебе должен оперативно прийти адвокат и зафиксировать телесные повреждения. Во ФСИН это сделать гораздо сложнее, человеку трудно связаться с кем-либо на „большой земле". Плюс идёт давление и от администрации, и от авторитетных осуждённых»
Булат Мухамеджанов, правозащитный проект «Зона права»
по официально озвученным версиям
46 человек совершили самоубийство
19 человек убиты другими заключёнными,
надзирателями или неизвестными лицами
12 человек умерли от болезней
«Суицид как причина смерти — это самое простое объяснение и обоснование. Как еще скрыть, если перестарались? Впрочем, даже реальное самоубийство является свидетельством того, что что-то не так в системе. Там человек зависим, и ответственность за его жизнь несут органы. В этом смысле не так важно — он оступился, пятнадцать раз ударился о ступеньку или повесился. Государство должно признавать факт насилия. А сейчас: он просто „сам умер" ну и как бы — „бывает", издержки правоохранительной работы. Это ошибочное и чудовищное представление»
46 человек совершили самоубийство
19 человек убиты другими заключёнными,
надзирателями или неизвестными лицами
12 человек умерли от болезней
«Суицид как причина смерти — это самое простое объяснение и обоснование. Как еще скрыть, если перестарались? Впрочем, даже реальное самоубийство является свидетельством того, что что-то не так в системе. Там человек зависим, и ответственность за его жизнь несут органы. В этом смысле не так важно — он оступился, пятнадцать раз ударился о ступеньку или повесился. Государство должно признавать факт насилия. А сейчас: он просто „сам умер" ну и как бы — „бывает", издержки правоохранительной работы. Это ошибочное и чудовищное представление»
Дмитрий Макаров, Московская Хельсинкская Группа
«ФСИН ведёт статистику по смертям, но смерть — серьёзный отрицательный показатель их работы. Нередки случаи, когда они пытаются представить другую причину смерти, не демонстрирующую то, что система работает плохо. Статистика старается быть „правильной" в части причин, чтобы вывести из-под удара отдельных должностных лиц»
Наталья Таубина, фонд «Общественный вердикт»
в 36% случаев
обстоятельства смерти
вызывают вопросы
обстоятельства смерти
вызывают вопросы
«Если есть зафиксированные телесные повреждения, должно возбуждаться уголовное дело и проводиться весь комплекс следственных действий. Сейчас, как правило, всё ограничивается доследственной проверкой, когда не опрашивается даже сам пострадавший, а на основании рапортов сотрудников полиции и их объяснений выносится постановление об отказе в возбуждении дела. Это происходит, потому что следователь видит перспективу дела — то, что оно с высокой долей вероятности будет закрыто, а любое возбужденное и затем закрытое дело — это минус для отдела и территориального подразделения следственного комитета. Кроме того, „договорняки“ между силовыми структурами — это тоже есть, чего уж там скрывать» / Булат Мухамеджанов, правозащитный проект «Зона права»
«В пенитенциарной системе задача насилия — подавить волю заключенного и подчинить его себе. Система не заточена на то, чтобы искать цивилизованные пути решения проблемы, чтобы заключённый подчинялся всем приказам, порой абсурдным. Поэтому подчинение через силу становится распространённой практикой. Практически каждый этап завершается приёмкой с применением насилия, чтобы сразу, при „входе“ в колонию, показать заключённому, где его место» / Булат Мухамеджанов, правозащитный проект «Зона права»
«В колониях, закрытых учреждениях насилие становится рутиной. К нему даже заключенные относятся, как к рутине. Мы сейчас наблюдаем за ярославским процессом по пыткам в колониях 1 и 8. Когда допрашиваются свидетели и потерпевшие, и показывают кадры, где пробегающих по коридору заключённых подталкивают пинками ногами, то сами потерпевшие говорят — что это за насилие, бывало и жёстче. Это каждодневная практика, сотрудники в большинстве своём свою работу не мыслят без такого» / Наталья Таубина, фонд «Общественный вердикт»
Почему насилие силовиков остаётся безнаказанным?
Круговая порука. Вспомним отдел полиции «Дальний» [где к жителю Казани Павлу Дроздову применили насилие бутылкой из-под шампанского]. Никогда не поверю, что его сотрудники не знали о том, что вытворяют с задержанным их коллеги. Все видели, все знали, но ничего никому не докладывали. Потому что сложилась такая практика / Булат Мухамеджанов, правозащитный проект «Зона права»
Дела о превышении полномочий сложно доказать. «Общественный вердикт» пытался вводить камеры в местах принудительного содержания и добиваться того, чтобы эти камеры работали. Но должна быть возможность получить доступ к видеозаписям, а ФСИН в ответ на наши запросы отвечает, что они предназначены для внутреннего пользования / Дмитрий Макаров, Московская Хельсинкская Группа
В Уголовном кодексе нет статьи «пытки». Россия на протяжении нескольких десятков лет игнорирует рекомендации ООН по её введению. Есть только статья 117, где речь идет об истязаниях, в ней присутствует слово «пытки». Она не совсем мёртвая, но применяется в случаях семейно-бытового насилия и не применяется по отношению к должностным лицам / Булат Мухамеджанов, правозащитный проект «Зона права»
Институт общественного контроля вырождается. ОНК (Общественная Наблюдательная комиссия) — важный институт гражданского контроля, по своей задумке — независимый и очень эффективный. Однако во многих регионах он выродился, государство превратило его в карманную структуру. Лояльных членов ОНК гораздо больше тех, кто готов задавать вопросы и поднимать острые темы / Дмитрий Макаров, Московская Хельсинкская Группа
Нужна именно такая система — поддерживающая атмосферу страха. Госмашина в целом работает на то, чтобы люди боялись высказать свою позицию в соцсетях, выходить на улицу. Правоохранительная система нужна ей, чтобы обеспечивать такого рода работу. И то, как она устроена сейчас, наилучшим образом позволяет эти задачи реализовать / Наталья Таубина, фонд «Общественный вердикт»
Дела о превышении полномочий сложно доказать. «Общественный вердикт» пытался вводить камеры в местах принудительного содержания и добиваться того, чтобы эти камеры работали. Но должна быть возможность получить доступ к видеозаписям, а ФСИН в ответ на наши запросы отвечает, что они предназначены для внутреннего пользования / Дмитрий Макаров, Московская Хельсинкская Группа
В Уголовном кодексе нет статьи «пытки». Россия на протяжении нескольких десятков лет игнорирует рекомендации ООН по её введению. Есть только статья 117, где речь идет об истязаниях, в ней присутствует слово «пытки». Она не совсем мёртвая, но применяется в случаях семейно-бытового насилия и не применяется по отношению к должностным лицам / Булат Мухамеджанов, правозащитный проект «Зона права»
Институт общественного контроля вырождается. ОНК (Общественная Наблюдательная комиссия) — важный институт гражданского контроля, по своей задумке — независимый и очень эффективный. Однако во многих регионах он выродился, государство превратило его в карманную структуру. Лояльных членов ОНК гораздо больше тех, кто готов задавать вопросы и поднимать острые темы / Дмитрий Макаров, Московская Хельсинкская Группа
Нужна именно такая система — поддерживающая атмосферу страха. Госмашина в целом работает на то, чтобы люди боялись высказать свою позицию в соцсетях, выходить на улицу. Правоохранительная система нужна ей, чтобы обеспечивать такого рода работу. И то, как она устроена сейчас, наилучшим образом позволяет эти задачи реализовать / Наталья Таубина, фонд «Общественный вердикт»
Антитеррор
в 2018—2019 годах
в ходе контртеррористических операций
погибли по меньшей мере
112 человек
«Терроризм — это очень сложная тема. Невозможно отрицать его наличие и опасность, но то, какие формы принимает борьба с ним — большая проблема. Чаще всего, когда речь идёт о террористах, их пытаются обвинить заранее. Людей считают виновными ещё до того, как суд признал их таковыми»
в ходе контртеррористических операций
погибли по меньшей мере
112 человек
«Терроризм — это очень сложная тема. Невозможно отрицать его наличие и опасность, но то, какие формы принимает борьба с ним — большая проблема. Чаще всего, когда речь идёт о террористах, их пытаются обвинить заранее. Людей считают виновными ещё до того, как суд признал их таковыми»
Дмитрий Макаров, Московская Хельсинкская Группа
в сводках обычно фигурируют
«предполагаемые боевики», которых
уничтожают, ликвидируют, нейтрализуют
«Можно назвать человека террористом, и он как бы перестает быть человеком. О его смерти теперь можно сообщать языком статистики — не употреблять слова „смерть" и „убийство", а говорить „был ликвидирован". Являлся ли он на самом деле террористом или его так назвали, чтобы оправдать чрезмерное насилие — вопрос, который должен возникать»
«предполагаемые боевики», которых
уничтожают, ликвидируют, нейтрализуют
«Можно назвать человека террористом, и он как бы перестает быть человеком. О его смерти теперь можно сообщать языком статистики — не употреблять слова „смерть" и „убийство", а говорить „был ликвидирован". Являлся ли он на самом деле террористом или его так назвали, чтобы оправдать чрезмерное насилие — вопрос, который должен возникать»
Дмитрий Макаров, Московская Хельсинкская Группа
Дмитрий Макаров, Московская Хельсинкская Группа
имена 99 погибших
неизвестны
«Контртеррористические операции — закрытая сфера. Всё, что мы знаем — сухие сводки про ликвидацию такого-то количества бандитов и террористов. Нам кажется, что общество будет здоровее, если будет знать, кто стоит за обезличенными сводками. Государство должно быть заинтересовано не просто в том, чтобы избавиться от человека и создать видимость решения проблемы, а в том, чтобы разобраться — что движет этими людьми?»
неизвестны
«Контртеррористические операции — закрытая сфера. Всё, что мы знаем — сухие сводки про ликвидацию такого-то количества бандитов и террористов. Нам кажется, что общество будет здоровее, если будет знать, кто стоит за обезличенными сводками. Государство должно быть заинтересовано не просто в том, чтобы избавиться от человека и создать видимость решения проблемы, а в том, чтобы разобраться — что движет этими людьми?»
Что делать?
Правозащитники готовы предложить набор шагов. Криминализировать пытки, то есть ввести отдельную статью в Уголовном кодексе, что, с одной стороны, даст сигнал правоохранителям, а с другой — позволит получить адекватную статистику. Проводить эффективное расследование случаев пыток, незаконного насилия, превышения полномочий, поскольку то, что правозащитники наблюдают сейчас, далеко от стандартов эффективного расследования. Сделать возможным доказательство незаконного насилия, то есть лишить систему монопольного права на доказательство пыток, которым она обладает сейчас — например, сейчас ФСИН решает, кому давать видеозаписи с камер наблюдения, а кому не давать, и при этом не несёт никакой ответственности за уничтожение, отсутствие или плохое качество записей. Восстановить институт эффективного общественного контроля, который за последние годы превратился в «карманную структуру».
Но главное, говорит Булат Мухмеджанов из правозащитной инициативы «Зона права» — признать наличие проблемы. «Правозащитники готовы предложить конкретные шаги, но всё это бессмысленно, пока проблема не признана. А с этим всё сложно. Есть четкая позиция властей, что с правопорядком в стране всё нормально и с контролем за силами правопорядка тоже. Система работает по принципу „прилив-отлив“: прилетела громкая история — пошумели, разошлись. Через два-три года снова обсуждаем. Но ничего не решается и не делается системно. Системные изменения должны быть начаты с признания проблемы», — считает Мухамеджанов.
Но главное, говорит Булат Мухмеджанов из правозащитной инициативы «Зона права» — признать наличие проблемы. «Правозащитники готовы предложить конкретные шаги, но всё это бессмысленно, пока проблема не признана. А с этим всё сложно. Есть четкая позиция властей, что с правопорядком в стране всё нормально и с контролем за силами правопорядка тоже. Система работает по принципу „прилив-отлив“: прилетела громкая история — пошумели, разошлись. Через два-три года снова обсуждаем. Но ничего не решается и не делается системно. Системные изменения должны быть начаты с признания проблемы», — считает Мухамеджанов.
Мы продолжаем мониторинг смертей. Сводные доклады и цифры за три года передадим руководству профильных органов, которое не считает необходимым вести такой подсчёт. Рассчитываем получить официальную реакцию и таким образом сделать шаг к признанию проблемы.
Становитесь волонтёром команды мониторинга.
Присылайте ссылки на публикации по теме проекта в СМИ или соцсетях
Отправляя сообщение, вы соглашаетесь с нашей политикой конфиденциальности
Люди — не издержки. Вы можете помочь
Авторы проекта:
Александра Яшаркина, интервью, обработка данных
Анастасия Сечина, координация проекта, редактура
Анна Махонина, волонтёр команды мониторинга
Булат Мухамеджанов, эксперт проекта
Владимир Соколов, обработка данных
Дмитрий Макаров, эксперт проекта, автор идеи
Евгений Малышев, обработка данных
Екатерина Малышева, обработка данных
Анастасия Сечина, координация проекта, редактура
Анна Махонина, волонтёр команды мониторинга
Булат Мухамеджанов, эксперт проекта
Владимир Соколов, обработка данных
Дмитрий Макаров, эксперт проекта, автор идеи
Евгений Малышев, обработка данных
Екатерина Малышева, обработка данных
Елена Жолобова, интервью, обработка данных
Макс Поляков, координация проекта, интервью
Наталья Таубина, эксперт проекта
Олег Григоренко, редактура
Ольга Молчанова-Пермякова, иллюстрации
Роман Киселёв, координатор команды мониторинга
Ярослав Чернов, вёрстка, дизайн
Макс Поляков, координация проекта, интервью
Наталья Таубина, эксперт проекта
Олег Григоренко, редактура
Ольга Молчанова-Пермякова, иллюстрации
Роман Киселёв, координатор команды мониторинга
Ярослав Чернов, вёрстка, дизайн
Связаться с командой проекта: ne-izderzhki@mhg.ru